Современное социальное проектирование и его методики. Актуальные проблемы социального проектирования в россии Проблемы социального проектирования за рубежом

Конкретные социальные проблемы определяются особенностями развития мировых социальных систем общественно-экономических формаций. Эти процессы происходят ныне в условиях научно-технической революции ее социально-экономических последствий. Они и определяют общую (в относительном смысле) проблематику социологических исследований: наблюдаемые, ожидаемые и желательные изменения в системе социальных потребностей, в социальной структуре, в социальной организации и управлении, в структуре времени и в жизненной среде общества, в образе жизни людей: повышение эффективности общественного производства и улучшение качества выпускаемой продукции; ускорение темпов роста производительности труда; создание изобилия материальных и культурных благ; развитие общества в направлении социальной однородности; активизация участия трудящихся в управлении производством, обществом; повышение культуры быта, досуга, рост свободного времени; ликвидация существенных различий между городом и деревней, между людьми умственного и физического труда; эффективная охрана окружающей среды; ликвидация антиобщественных явлений. В отличие от более развитых направлений прогнозирования в социологии относительно слабы исходные информационные массивы, необходимые для построения динамических рядов, значительно ниже уровень математизации исследований, что сужает возможность применения методов моделирования, существенно сложнее сами прогнозируемые явления, это приводит к уменьшению периода упреждения, вообще диапазона между кратко- и долгосрочными прогнозами, к преобладанию пока еще сугубо предварительных, ориентировочных, преимущественно качественных оценок, сравнительно слаба еще и организационная база социологического прогнозирования. В России разработкой таких прогнозов занимается лишь несколько отделов различных научных учреждений и сравнительно незначительное число исследователей . Требование комплексности социально-экономических прогнозов заставляет подтягивать период упреждения, точность и конкретность количественных и качественных прогнозных оценок в социологии до стандартного уровня передовых в данном отношении общественных дисциплин. Социологи - прогнозисты пытаются компенсировать суженные возможности экстраполирования и моделирования расширением практики анкетирования, в частности совершенствованием методик опроса экспертов и развитием практики опроса населения специально в целях прогнозирования, что почти не всречалось до настоящего времени в других отраслях прогнозирования. Продолжая эту линию, необходимо позаботиться о форсировании математизации социологических исследований, что создаст возможность более широкого применения методов моделирования.

Одна из социальных проблем – проблема сиротства носит глобальный характер и приобрела всероссийский масштаб. В то же время позитивный опыт ее решения имеет локальный «точечный» характер. Таким образом, возникает серьезный разрыв между насущным требованием развертывания крупномасштабной работы и имеющимся ресурсом для ее осуществления. Сложившийся в государственной системе образования и социальной защиты механизм решения проблемы нуждается в серьезной перестройке. Проблема в том, как от точечных инициатив перейти к решению проблемы в глобальном масштабе.

Обычный путь решения подобного рода проблем - создание комплексных целевых программ, придание им приоритетного характера на определенный период, перестройка работы государственных органов. Но именно здесь возникает ряд проблем, без специальной проработки которых вся эта глобальная деятельность может принести сугубо отрицательные результаты.

В области сиротства глобальных программ пока нет, но следует ожидать, что момент начала интенсивной работы в этом направлении общественных и государственных структур близок, судя по активному освещению этой проблемы в СМИ, выступлению Президента РФ, обсуждению проблемы в Государственной Думе.

Социальное проектирование - термин, который стал употребляться относительно недавно - с 70–80-х годов прошлого века. Хотя, как отмечает автор одной из ранних работ по методологии социального проектирования, В. М. Розин, первую попытку разработки глобального социального проекта осуществил еще Платон, разработав учение об идеальном государстве. После революции 1917 года Россия становится огромным полем глобальных социальных экспериментов. Предметом проектирования становится общество в целом, включая человека - каждого гражданина этого общества. Задача формирования нового человека входила в программные документы КПСС. Эта установка настолько глубоко проникла в сознание многих руководителей, что в 1991 году, уже после августовского путча, на одном из региональных совещаний крупный чиновник системы образования вполне серьезно утверждал, что «задача системы образования - проектирование ребенка нового типа».

Поставленные в советское время задачи глобальных изменений требовали осуществления крупномасштабных программ. И такие программы создавались. Многие из них реализованы, правда, весьма дорогой ценой, и принесли не совсем те результаты, на которые были рассчитаны. Однако большинство глобальных программ, особенно, в последние десятилетия советской власти, носило идеологический характер и практических положительных результатов не принесли.

Автор одной из наиболее популярных в мире книг по методам проектирования - Дж.Джонс, сопоставляя мнения авторитетов в сфере проектирования технических и человеко-машинных систем, пришел к выводу, что под проектированием следует понимать процесс «полагания начала изменениям в окружающей искусственной среде» . Обычно эти изменения полагаются на основе благих побуждений, в том смысле, что каждый проектировщик стремится сделать мир лучше. Таким образом, за полагаемыми изменениями стоят ценности людей, их представления о «лучшей жизни» (часто кажущиеся им настолько самоочевидными, что нет необходимости в рефлексии по их поводу).

Возвращаясь к теме сиротства, отметим, что в ряде проектов по социальной адаптации воспитанников и выпускников интернатных учреждений, авторы искренне полагали, что своими воздействиями переделывают детей-сирот, формируют у них новые личностные свойства и интеллектуальные характеристики. Социотехническая мегамашина детского дома заменяет «штучную» работу по воспитанию ребенка, который, кроме обучения, нуждается в стойкой эмоциональной привязанности, чувстве своей значимости для другого человека, способности определять собственную судьбу. Поэтому эффективная адаптация выпускников детского дома имела место там, где складывались устойчивые человеческие отношения между ними и их взрослыми наставниками.

Один стереотипов состоит в том, что масштабные программы социальных изменений могут инициироваться только «сверху». Еще в XIX веке П. Я. Чаадаев отмечал эту особенность социального развития России: «Посмотрите от начала до конца наши летописи, - вы найдете в них на каждой странице глубокое воздействие власти, непрестанное влияние почвы, и почти никогда не встретите проявлений общественной воли». И там же: «Самой глубокой чертой нашего исторического облика является отсутствие свободного почина в нашем социальном развитии». Недоверие к общественным инициативам и упование на власть - стереотип, который сохранился по сей день.

Судьбу крупномасштабного проекта (программы) во многом предопределяет момент «запуска». Если в момент «запуска» программа будет пониматься как спускаемый «сверху» документ, а люди практики - как исполнители разработанного без их участия, но зато «научно обоснованного» проекта, то результаты и последствия такого программирования предсказать несложно. О них нам напоминает весь опыт разработки и реализации программ социалистического строительства в нашей стране. А уж перестроечный период можно описать как историю создания и краха подобных программ, начиная от борьбы с алкоголизмом и самогоноварением до программы всеобщей автоматизации.

Причиной неизбежного краха подобных программ являются два процесса, которые запускаются программой-документом, идущим «сверху»: имитация и манипулирование. Имитация выполнения программы обусловлена, во-первых, тем, что сама программа для большинства участников процесса не рассматривается ими как то, что должно быть выполнено (отчитаться за выполнение и выполнить - вещи разные), а, во-вторых, исполнитель (в отличие от автора замысла) работает в соответствии с «буквой», но не «духом» программы. Манипуляция - второй процесс, запускаемый «такой» программой - осуществляется как «сверху вниз», так и «снизу вверх». Манипуляция «сверху» - необходимый спутник насильственного внедрения, манипуляция «снизу» выступает как защитный процесс, как средство защиты имитатора. В силу разрушенности содержательных связей, и доминирования имитационно-манипулятивных отношений между участниками инновационного процесса, цели, заявленные в программе, оказываются в принципе недостижимыми. Когда процесс заходит достаточно далеко, и становятся видны последствия, то руководству не остается ничего другого как заказать «ученым» разработку новой концепции, новой программы.

Альтернативой данному, хотя и сложившемуся и имеющему глубокие корни в нашей стране, подходу является подход к разработке крупномасштабной программы как программы действий конкретных людей, объединяющихся в сообщество на основе общности в ценностях, в видении проблем, путей их решения. Объединяясь в сообщество, складывая совместные усилия, члены сообщества увеличивают масштабы своей деятельности, свои возможности осуществления преобразований. В идеале даже такой документ, как региональная программа решения проблем сиротства, может быть продуктом рефлексивного оформления реально осуществляемых действий данного сообщества. Тогда программа становится не средством достижения социальных целей, нередко носящих коньюнктурный характер, а будучи программой действий сообщества, становится процессом реализации культуросообразных ценностей, принятых сообществом, а цели, средства и ресурсы становятся чисто техническими моментами этой реализации.

Именно таким образом - как объединение авторских проектов - создавалась региональная "Программа стабилизации и развития образования Пермской области на 1996–2000 гг. Разработке программы предшествовала трехлетняя работа по инициации инновационных проектов учителей, образовательных учреждений, органов управления образованием. Решение о разработке инициативной программы был принято на конференции педагогов-инноваторов, а концепция программы разработана группой специалистов, которая была выбрана на этой же конференции. Основа программы, включавшая более 80 авторских проектов была создана в течение месяца. В большинстве проектов указывалось, что они будут реализованы в том или ином масштабе даже в случае, если не получат поддержку со стороны управления образованием области. Программа была «обречена на реализуемость» и утверждена начальником Главного управления образования Пермской области. Несмотря на объективные трудности (дефолт 1998 года, экономический кризис), эта программа успешно реализована.

Именно такой путь «снизу» был предложен в качестве стратегической основы руководству инвестиционной программы «Помощь детям-сиротам в России» (Программы АРО) в тот момент, когда стала очевидной неадекватность первоначальной стратегии на поддержку крупных общественных инициатив для достижения быстрых широкомасштабных результатов.

Казалось бы, что инвестиционные программы не должны сталкиваться с теми трудностями, которые возникают при запуске программ «сверху». Однако, как показал первый же конкурс, большинство проектов, особенно претендующих на крупные суммы (верхним пределом в программе «Помощь детям-сиротам в России» был грант в сто тысяч долларов США), носило отчетливо имитационный характер.

Программа АРО, ориентированная на поддержку крупных региональных инициатив, столкнулась с отсутствием таковых, и оказалась, тем самым, неспособной выполнить свою миссию в России. В этой ситуации руководство Программы АРО оказалось перед необходимостью самоопределения: либо формально реализовать программу и раздать деньги организациям, косвенно касающихся в своей деятельности проблем детей-сирот, но прямо этой проблемой не занимающихся; либо свернуть программу; либо изменить стратегию программы и найти решение, при котором средства программы пошли на помощь детям-сиротам.

В этой ситуации директор Программы АРО Крис Кавано выбрал путь поиска решения, которое бы позволило сделать программу максимально эффективной.

В качестве возможного решения В.Зарецким и М.Дубровской было предложено провести региональные проектные семинары с потенциальными деятелями в сфере социального сиротства (потенциальными грантополучателями Программы).

Почему потенциальными? - Потому что, как показал анализ ситуации, реальных деятелей - людей, организаций, которые бы занимались именно проблемами сиротства, почти не оказалось. При этом, с одной стороны, сам факт появления Программы АРО выявил большой потенциал общественных организаций и государственных органов, которые при определенной перестройке своей деятельности, могли бы направить свои усилия на решение проблем сиротства, но, с другой стороны, ставил их в двусмысленное положение.

Таким образом, само появление Программы АРО провоцировало «разработку» имитационных проектов. Имитационными мы называем, в данном случае, проекты, которые формально привязываются к теме, а реально, по своему содержанию, направлены на решение других проблем.

В то же время конкурс Программы АРО стал поводом для многих организаций, работающих с особенными детьми, с неблагополучными семьями, чтобы задуматься над тем, а какое они имеют отношение к этой проблеме, и, может быть, заняться ею всерьез, расширив рамки своей деятельности.

Таким образом, проблема конкретизировалась до предела. Если не появятся деятели, т.е. люди, которые занимаются решением именно проблем социального сиротства, Программа АРО и подобные ей программы помощь детям-сиротам оказать не смогут.

Следовательно, Программа должна помочь процессу появления деятелей в этой сфере, т.е. инициировать процесс самоопределения по проблемам сиротства.

Список использованной литературы:

1. Дридзе Т. На пороге экоантропоцентрической социологии // Общественные науки и современность, 1994.- №4. – С. 97-103.

2. Дридзе Т.М. Экоантропоцентрическая парадигма в социальном познании и социальном управлении // Человек, 1998. – №2. – С. 95-105.

3. Дридзе Т.М. Две новые парадигмы для социального познания и социальной практики // Социальная коммуникация и социальное управление в экоантропоцентрической и семиосоциопсихологической парадигмах. – М.: ИС РАН, Центр социального управления, коммуникации и социально-проектных технологий, 2000. – С. 5-42.

4. Дридзе Т.М. К преодолению парадигмального кризиса в социологии // Общественные науки и современность, 2000. – №5. – С. 121-141.

5. Винер Н. Кибернетика или управление и связь в животном и машине. Пер. с англ. – М., 1988.

6. Герловин И.Л. Основы единой теории взаимодействия в веществе – М., 1990.

7. Дридзе Т.М. Экоантропоцентрическая и семиосоциопсихологическая парадигма для интеграции социогуманитарного знания в исследовательской социально-диагностическую и социально-проектную практику // Мир психологии. – 2000. – № 2. – С. 10-26.

8. Дридзе Т.М. Экоантропоцентрическая модель социального познания как путь преодоления парадигмального кризиса в социологии // Социологические исследования. – 2000. – № 2. – С.20-28.

9. Ортега-и-Гассет Х. Избранные труды: Пер. с исп. / Сост., предисл. и общ. ред. А.М. Руткевича. 2 изд. – М.: Издательство "Весь Мир", 2000. – 704 с.

10. Ортега-и-Гассет Х. Что такое философия? – М.: Наука, 1991. – 408 с.

11. Тоффлер А. Футуршок. Пер с англ. – СПб, 1997.

12. Проблемы субъектов социального проектирования и управления / Препринт под ред. В.И.Аршинова и В.Е.Лепского. М.: «Когито-Центр», 2006. – 256 с.

13. Джонс Д. Методы проектирования. М., Прогресс, 1990.

В концепции социального проектирования отразился более общий социологический принцип, который эффективно применяется в построении теорий относительно различных сторон и проявлений социальности. Суть принципа - в признании активности субъекта социального в качестве решающего фактора, определяющего содержание и формы социальной жизни. Принцип этот хорошо известен, освящен в рамках разных научных парадигм и под различными обозначениями великими, но нередко встречается в слишком абстрактной форме, не позволяющей перевести его из сферы социальной философии в сферу социологических интерпретаций.

В самом общем виде социальное проектирование деятельности представляет собой конструирование локализованного по месту, времени и ре­сурсам действия, направленного на достижение социально значи­мой цели.

В социальной области проектный способ организации деятельности реализовывался менее системно и в из­вестном отрыве теории от практики. Видимо, этому способствова­ло и то, что бизнес - проектное мышление исходило из оценки успешности проекта по показателям эко­номической эффективности, а такой подход мало применим в социальной ра­боте и другой деятельности социокультурного характера.

Желаемые состояния будущего. Сущность социального проектирования - конструирование же­лаемых состояний будущего. Исходные вопросы социального проек­тирования - какие состояния желаемы и какие ресурсы есть для их достижения - в современных условиях раскрываются иначе, с иными акцентами и оттенками, чем еще 15-20 лет назад.

Проблема желаемого состояния общества приобрела явные черты экофобии. Социальный проект не должен разрушить хрупкое равновесие в системах «человек-природа», «человек-человек» - эта концептуальная установка ведет к установлению экологически ориентированных параметров при оценке социальных проектов. Эти новые параметры отражают, во-первых, мультипликационный харак­тер любого социального нововведения: оно не может не затронуть целой группы социальных потребностей, интересов и ценностей, как бы ни были скромны задачи проекта и какой бы малой общности он ни был адресован. Они, во-вторых, учитывают кумулятивный характер последствий, к которым ведет любое социальное новов­ведение: изменение, порождаемое успешной реализацией проекта, нарастает и со временем может пересечь экологическую границу, за которой положительные последствия нововведения будут пере­вешиваться его негативными последствиями.

Отсюда - стремление к оптимизации социально-проектной де­ятельности, ее постановки под контроль не столько государства, сколько общественности. Идея участия населения в выработке и принятии решения по проектам, их корректировке, в недопущении произвольных социальных решений властей, администраций всех уровней или частных лиц стала одной из общепринятых основ практики социального проектирования во многих странах. Доктри­на «public participation», развивающаяся в США и Европе с 1960-х годов, более всего затрагивает градостроительные решения (ее зародыш содержался в критике планирования городского развития без учета интересов потребителей, отказ от практики осущест­вления архитектурных решений, исходя из представления о рацио­нальном городе, о функциональной основе жизни людей). Доктрина строится на переходе от функционального к средовому (environmental) подходу - с активным участием жителей города в разработке и осуществлении социальных проектов. Реализация доктрины предполагает «разработку процедур поддержки естественных соци­ально-идентификационных механизмов», т. е. «отождествление участников процесса выработки решений с проблемными жизненными ситуациями друг друга», а самого процесса как диалога, парт­нерства.

Как представляется, новые особенности социального проектирования определяются прежде всего новым качеством мышления широких масс в развитых странах Европы и Америки, которые включают экофобный фон как основной для повседневной жизни большинства (или значимого большинства) жителей. Академик Б. Раушенбах, исходя из своих наблюдений над повседневной жизнью современной Германии, отмечает «буквально помешанность населения на проблемах экологии. Стремление сохранить природу, ее первозданность, принимает формы совершенно необычные, порой даже, казалось бы, гипертрофированные». Он специально отмеча­ет, что «не государственные деятели или люди, которым положено заниматься такими проблемами, а все помешаны на экологии, все население»

В российских условиях подобный фон также начинает склады­вается, но его параметры пока неустойчивы и масштабы подверже­ны значительным колебаниям. Исследования кафедры социологии Института молодежи 1995-1996 гг., в частности, показали, что актуальность загрязнения окружающей среды, экологической ка­тастрофы как детерминанты личностных опасений в среде старшек­лассников и студентов осознают 29-42% опрошенных.

Экологический алармизм охватывает также и сферу социаль­ной и культурной жизни, что дает толчок новым моделям утопи­ческого проектирования, не выходящего за рамки интеллектуаль­но-художественной деятельности. Фактически это способ создания новых социокультурных образцов общежития людей, иногда приоб­ретающих черты реального поведения локальных сообществ.

Тем не менее воспроизведение социокультурных образов, спустя более полувека после начала их литературной жизни, само по се­бе представляет исследовательский интерес. В рамках же нашей темы немаловажно отметить замещение агрессии групповой соли­дарности предписанными в литературном источнике нормами пове­дения (а точнее - образцами поведения в ситуациях смоделиро­ванного мира). Ингрупповой фаворитизм предопределен сказкой, о которой участникам изначально известно, что это сказка. Симво­лы агрессии (например, меч) также «экологичны»: это лишь образы таких символов (картонные мечи).

Мироненко Н. В., Леонова О. В. |

Эволюция развития проектного управления |

в России и за рубежом §

Э01 10.22394/1726-1139-2017-6-65-72 ^

Мироненко Надежда Викторовна ^

Среднерусский институт управления - филиал РАНХиГС (Орел) Старший научный сотрудник Кандидат экономических наук, доцент [email protected]

Леонова Оксана Вячеславовна

Среднерусский институт управления - филиал РАНХиГС (Орел)

Директор центра «Высшая школа государственного управления и профессионального развития кадров»

Кандидат экономических наук, доцент

[email protected]

В статье представлена история внедрения проектного управления и структурированы лучшие национальные практики его внедрения. Авторами выделены четыре волны в истории развития проектного управления в мире. Обозначено, что в настоящее время проходит пятая волна, характеризующаяся информатизацией управленческих процессов внедрения проектного управления. Рассмотрена необходимость оценки проектов. Выделены направления перманентного развития управления проектами.

КЛЮЧЕВЫЕ СЛОВА

проектное управление, оценка проектов, социально ориентированные некоммерческие организации

Mironenko N. V., Leonova O. V. Evolution of Project Management Development in Russia and Abroad

Mironenko Nadezhda Viktorovna

Central Russian institute of Management, branch of RANEPA (orel, Russian Federation)

Senior research associate

PhD in Economic, associate Professor

[email protected]

Leonova Oksana Vyacheslavovna

Central Russian institute of Management, branch of RANEPA (orel, Russian Federation) Director of the Center «Higher School of Public administration and Professional Development» PhD in Economic, associate Professor [email protected]

History of introduction of project management is presented in the article and the best national practices of its introduction are structured. Authors have allocated four waves in the history of development of project management in the world. It is designated that now there passes the fifth wave which is characterized by informatization of administrative processes of introduction of project management. Need of an assessment of projects is considered. The directions of permanent development of project management are allocated.

project management, assessment of projects, socially oriented non-profit organizations

g В настоящее время проектное управление становится одним из инструментов по-^ вышения эффективности государственного управления. Имеющиеся лучшие на-о циональные практики проектного управления в государственном секторе, в том о числе в социально-культурной сфере (в здравоохранении, образовании и культуре), со подтверждают целесообразность и необходимость внедрения данного метода. х Применение системы проектного менеджмента, безусловно, раскрывает много н- перспектив для эффективного государственного управления, но по ряду причин их < реализация не всегда становится возможной. Прежде всего управленческая среда m бывает не готова к определенным изменениям и инновациям . Также немаловажным является отсутствие знаний и навыков в области проектного менеджмента, наблюдается нехватка специалистов, обучение менеджменту проектов практически не ведется.

Государственные служащие должны уметь четко формулировать цели, что обеспечивает эффективность любого проекта, но нередко специалисты имеют слабое представление о результатах деятельности, что усложняет определение целей. Конечно, неподготовленному сотруднику, особенно старшего поколения, крайне сложно использовать в работе обновленное программное обеспечение и электронные базы данных. Система проектного управления необходима в вопросе управления качеством работы, эффективна при анализе степени риска .

Среди проблем, возникающих при внедрении проектного управления, нами выделяется несовершенство системы учета. Кроме того, нередко наблюдается неготовность кадров быстро переориентироваться на новый вид деятельности, а также использование нового программного обеспечения. Безусловно, замедляет процесс модернизации системы государственного регулирования неправильное отношение сотрудников к осуществлению мероприятий - госслужащие действуют в строгих рамках распределения обязанностей, что исключает возможность объединения сотрудников из разных структурных подразделений с целью реализации проектов. Кроме того, органы власти не способны переориентироваться на выполнение проекта, продолжают исполнение текущих полномочий, определенных законом, параллельно стараясь реализовать проект .

Помимо различных проектных практик и их правовой регламентации в органах государственной власти Российской Федерации и ее субъектов , на сегодняшний день накоплен существенный мировой опыт по реализации проектного управления и его нормативно-правового регулирования. В частности, такие страны, как Франция, Великобритания, Канада, Сингапур имеют успешный опыт функционирования проектного управления.

Национальные стандарты концентрируют мировой опыт в области управления проектами. В частности, стандарт Института Управления Проектами в США (PMI) - Ansi Pmi Pmbok (Project Management Body of Knowledge) Guide - 2004 Edition представлен в «Руководстве к своду знаний по управлению проектами»1. В данном «Руководстве» собраны процессы и области знаний по управлению проектами. Он выделяет девять направлений: управление содержанием; управление интеграцией; управление стоимостью; управление временем; управление качеством; управление коммуникациями; управление персоналом; управление рисками; управление контрактами проекта.

Некоторые государства, например Германия, Франция, Великобритания, Австралия, активно внедряют в систему нормативно-правового регулирования проектного управления национальные стандарты в области управления проектами. Кроме того, развиваются международные ассоциации по управлению проектами, которые активизируют процессы по накоплению и обмену знаниями в этой области.

1 Руководство к своду знаний по управлению проектами [Электронный ресурс]. URL: http:// pmpractice.ru/knowledgebase/normative/ (дата обращения: 27.09.2016).

Западные страны активизировали государственное управление на основе про- 2 ектной деятельности с 90-х гг. XX в., продолжая перманентное развитие новых ^ направлений управления проектами, к числу которых можно отнести: использова- о ние проектного управления в государственном управлении и в рамках межгосудар- о ственных проектов; разработка международных программ сертификации менедже- т ров проектов; унификация в сфере государственного управления на основе про- х ектного управления во взаимосвязи с процессами глобализации; стандартизация н в сфере проектного управления; внедрение современных информационных и теле- «с коммуникационных технологий в сфере государственного управления на основе т проектного управления; совершенствование методик управления проектами; оптимизация работы персонала проекта, сопряженная с детализацией ролевых установок на основе разработок в области социально-психологических исследований.

Во Франции успешно функционирует Департамент по государственной модернизации, который в своей деятельности подотчетен Правительству Франции и деятельность которого, соответственно, регламентирована нормативно-правовыми актами Правительства Франции. Основная деятельность данного Департамента направлена на разработку и внедрение в систему государственного управления различных проектов по модернизации социально-экономического пространства при координации работы задействованных государственных учреждений.

В Сингапуре активно функционирует Центр управления государственными проектами министерства финансов. Его базовое функциональное назначение состоит в помощи государственным учреждениям определять цели и риски проектов. Кроме того, данный центр аккумулирует знания о лучших проектных практиках в мире, сопоставляя с ними свою деятельность.

В Канаде организована проектная работа по разработке и освоению природных ресурсов страны в рамках деятельности Офиса управления крупными государственными проектами. Основная задача офиса состоит в перманентном контроле со стороны государства за процессом разработки природных ресурсов и реализации в рамках этого направления различных проектов с государственным участием.

В Великобритании большое количество государственных учреждений реализуют различные проекты, в том числе инфраструктурные, используя практику государственно-частного партнерства, параллельно стимулирующего развитие малого и среднего бизнеса в стране.

Рассмотрим периодизацию развития проектного управления. При этом заметим, что, конечно же, в той или иной степени люди всегда оценивали: свое поведение, поступки других людей, состояние экономики и т. д. Проектный подход определенным образом структурно упорядочивает человеческую деятельность, вводит ее в некоторые рамки, нацеливая на достижение установленного результата, что роднит, до определенной степени, социальное проектирование с планированием. Обычно выделяют четыре периода, или четыре волны в истории развития оценки проектов, что представлено на рис. 1. Вплоть до XX в. это была оценка, если так можно выразиться, «на глазок», поскольку не разрабатывались критерии, например, политики в той или иной сфере. Не существовало специальных методик, а уж об оценке социальных проектов и речи не могло идти, ибо проектный подход, как уже говорилось, в социальной сфере не был еще открыт, разработан и внедрен. Но ситуация постепенно стала меняться.

Так, бурное развитие оценочной деятельности в отношении различного рода проектов и политики государства в той или иной сфере наблюдалось в середине XX столетия и в 1960-е годы. Следует отметить, что первая волна внедрения оценочной деятельности приходится на 1960-е - середину 1970-х годов (см. рис. 1). Данный период характеризуется активным внедрением и проектного подхода, и оценивания социальных проектов.

Четвертая волна (с нач. 2000-х годов и по наст, время)

Канада и страны ЕС: внедрение кластерной оценки

в публичном, частном (коммерческом и некоммерческом) секторах. Эксперты являются координаторами, направляющими переговоры для достижения компромисса, а мониторинг осуществляют уже все акторы

Третья волна - конец 1987-х - нач. 2000-х гг.

(Швейцария и англосаксонские страны): проведение, прежде всего, внутренней экспертизы, а также самооценивания; проводится на Федеральном уровне

Предпосылка:

проведение административных реформ

Вторая волна - в серед. 1970-х -1989-х гг.

Среди лидеров: Нидерланды; Великобритания: создание реально работающих политических механизмов и максимизация экономической

эффективности (затраты/к выгоде от реализации проекта)

Предпосылка: влияние мирового экономического и бюджетного кризисов, вызванных «нефтяным шоком» 1973 г.

Предпосылка: формирование «государства всеобщего - благоденствия », период социального планирования

Рис. 1. Эволюция развития оценки социальных проектов за рубежом Составлено по .

Первая волна (1960-1975 гг.) (США, ФРГ и Швеция): полноценное научно обоснованное исследование, направленное на анализ конечных целей и последствий реализации соответствующей политики

Во время этой первой волны наиболее активно оценочная деятельность развивалась в США, ФРГ и Швеции . В эти годы происходило формирование «государства всеобщего благоденствия», что сопровождалось серьезной перестройкой и ускоренной модернизацией экономических, политических и административных институтов и процессов. Ключевыми элементами в данный период стали институци-ализация и внедрение процедур оценивания. Оценивание результативности государственной политики в различных сферах жизни должно было представлять собой полноценное научно обоснованное исследование, направленное на анализ конечных целей и последствий реализации соответствующей политики. Назначением такого оценивания было улучшение результатов проводимой политики и максимизация эффективности воздействия социальных проектов и программ.

Вторая волна развития оценочной деятельности наблюдается в середине 1970-х - конце 1980-х годов. Данный период также именуется иногда периодом сокращений, поскольку был непосредственно связан с повышенным вниманием к эффективности затраченных средств и стремлением к рационализации и экономии, с использованием ради этого проектного подхода и методов оценочной деятельности [там же].

В это время экономики многих западных стран подверглись влиянию мирового g экономического и бюджетного кризисов, вызванных «нефтяным шоком» 1973 г. ^ Указанные кризисы повлекли за собой сокращение бюджетных расходов при вы- о работке государственной политики практически в любой сфере. Конечными целя- о ми оценивания на данном этапе выступали создание реально работающих поли- m тических механизмов и максимизация экономической эффективности. Повышенное х внимание стало уделяться оценке сравнения затрат на внедрение того или иного н проекта с выгодами от его реализации. Инструментарий экспертов, работающих «с в сфере оценки, увеличился за счет внедрения предварительных, прогнозных оце- m нок. Ведущие позиции по разработке и внедрению оценки социальных проектов и программ заняли Нидерланды и Великобритания.

Третья волна развития оценочной деятельности в социальном проектировании относится к концу 1980-х - началу 2000-х годов. Она тесно связана с проведением административных реформ в ряде государств и введением так называемого нового государственного управления.

Основополагающая гипотеза нового государственного управления заключалась в том, что максимально рыночно ориентированное государство способствует повышению экономической эффективности как самого государства, так и частного сектора, и может при этом избежать негативных побочных эффектов. Новое государственное управление строится на концепции управленческого цикла, в ходе которого применяются инструменты и механизмы, характерные для управления частными организациями. Например, у частного сектора заимствована трехзвенная система реструктурирования центральных органов исполнительной власти (министерства, службы, агентства). Разница методов оценивания состоит в том, что оценка в период «второй волны» в основном была внешней, а ее главной задачей были проверка и сокращение политики в рамках государства благосостояния, тогда как «третья волна» предполагала проведение, прежде всего, внутренней экспертизы, а также использование самооценивания.

Оценка как важнейшая составляющая государственного управления закрепляется законодательно, а в Швейцарии оценка эффективности государственного управления внедрена на уровне федеральной Конституции. Ведущую роль в деле развития и внедрения оценки социальных проектов и публичной политики стали играть в этот период англосаксонские страны и Швейцария.

Четвертая волна развития оценки социальных проектов наблюдается с начала 2000-х годов. Данный период в развитии оценочной деятельности связан с внедрением кластерной оценки. Кластерное оценивание, которое характеризуется целостностью, горизонтальными связями и вовлеченностью всех участников проекта, а также нацеленностью на результат, в определенной степени противостоит бюрократической вертикали, причем и в публичном, и в частном (коммерческом и некоммерческом) секторах. Роль людей, непосредственно занятых в оценивании проектов, меняется - они становятся не экспертами, а координаторами, направляющими переговоры для достижения компромисса, а мониторинг осуществляют уже все акторы. Это существенно меняет не только характер оценочной деятельности, но и порядок управления социальными проектами. Передовые позиции в области оценки социальных проектов оказались у Канады и стран Европейского союза.

В нашей стране проектный подход начал внедряться в 1920-е годы в связи с введением планирования (например, ГОЭЛРО отвечал всем классическим требованиям проектного подхода). Это, в свою очередь, потребовало разработки рекомендаций по практическому использованию методов оценки. Некоторые из методов оценки проектов в сфере экономики и сегодня используются в развитых странах (в частности, в Европейском союзе). Об этом свидетельствует доклад Д. Гаврилова о модели «ввод-вывод» (по-английски input-output), который раньше назывался «русская

g межотраслевая модель» (по-английски Russian Interindustry Model), а введен он был ^ В. Леонтьевым в 1932 г. под названием «межотраслевой модели» .

В 1920-е годы наше государство было нацелено на решение не только эконо-о мических проблем. В частности, ликвидация неграмотности может рассматривать-го ся как один из наиболее масштабных мегапроектов, реализованных в социальной s сфере. Конечно же, все крупные начинания в экономической и социальной сферах н сопровождались планированием и оценкой. Ввиду сказанного выше следует от-< метить, что 1920-е - середина 1930-х годов в нашей стране является периодом m становления оценки проектов. В этот период в нашей стране происходит выработка методов оценки, внедрение их в практику, в связи с чем появилось и первое их теоретическое осмысление.

Середина 1930-х - середина 1950-х годов является в нашей стране периодом бюрократизации и выхолащивания оценки. В этот период оценка превращается в инструмент некритичного подтверждения верности планов и инициатив, директивно спущенных сверху (когда верных, когда - нет).

Середина 1950-х - середина 1970-х годов - период активизации теоретических исследований в сфере оценки, выработки новых методов и инструментов оценки и попыток внедрения их в практику.

С течением времени планирование постепенно стало утрачивать первоначально заложенную в него идею, и если в Государственном комитете по планированию, возможно, и относились к планированию серьезно, то на местах старались иногда завысить план, но чаще занизить, причем «задним числом». В таких условиях оценочная деятельность, конечно же, не могла развиваться как инструмент социальной и экономической политики. Поэтому с середины 1970-х вплоть до начала 1990-х годов в нашей стране, по мнению авторов, продолжался период упадка оценки.

В начале 1990-х годов от планирования вообще было решено отказаться, как от не отвечающего потребностям и реалиям рыночной экономики института. Но при этом никто в нашей стране не озаботился подготовкой специалистов и изданием методических пособий и монографий по оценке социальных проектов в условиях рыночной экономики. В результате всего этого к середине 1990-х годов оценочная деятельность, в которой нуждались и публичное управление, и развитие экономики, и некоммерческая деятельность - для того, чтобы быть эффективными на современном уровне - оказалась фактически заброшенной. Начало - середина 1990-х годов в нашей стране - период забвения оценки проектов в общественном сознании. В этот период отечественные специалисты в сфере оценки проектов либо переключились на другие виды деятельности, либо выехали за рубеж, где в особенности остро были востребованы специалисты в сфере прикладной математики, программисты, системные администраторы компьютерных сетей и др. И это были специалисты, которые могли бы внести вклад в развитие новейших методов оценки проектов в нашей стране.

Середина 1990-х - начало 2000-х годов является периодом внедрения западных подходов к оценке проектов, реализуемых российскими некоммерческими организациями. Во внедрении западных подходов к оценке проектов были заинтересованы зарубежные грантодатели, поскольку это позволяло выяснить результативность проектов, а также повышало проектную культуру российских некоммерческих организаций, что создавало условия для более грамотной, более эффективной последующей реализации проектов, финансировавшихся зарубежными спонсорами. Для нашей страны такая «реабилитация» оценки проектов имела огромное значение, поскольку в общественном сознании было восстановлено понимание важности и практической ценности такой оценки. Вместе с тем «воспоминания» об отечественном опыте оценки и оценивания не произошло.

Следует отметить, что в настоящее время для всех стран и для России в том числе характерно начало пятой волны внедрения проектного управления, продуцирующей автоматизацию процессов управления проектами. Данный период также

характеризуется созданием своеобразной институциональной матрицы как иници- g ации, так и разработки проектов. ^

Первыми почувствовали потребность в освоении оценочной деятельности акти- о висты неправительственных некоммерческих организаций, которые получали гран- о ты от международных и западных организаций, готовых давать финансирование m только под «настоящие» проекты, что, естественно, потребовало освоения про- ^ ектного подхода, предполагающего также и соответствующую оценку проектов1. í Следует отметить, что на мировой площадке развития проектного управления < созданы ряд ассоциаций сертифицирования компетенций внедрения проектного m управления (компания IPMA - англ. International Project Management Association), в России они представлены Ассоциацией управления проектами «Совнет»2. Однако пока развитие оценочной деятельности в социальном проектировании в России происходит весьма медленно.

Среди проблем внедрения проектного управления как в органах государственной власти, так и в организациях социально-культурной деятельности можно назвать не только отсутствие гибкой системы управления, низкую мотивацию сотрудников, но и отсутствие институциональной матрицы, позволяющей унифицировать систему проектного управления. Следовательно, чтобы избежать тех или иных проблем, нивелировать риски и наиболее эффективно и безболезненно внедрить новые управленческие технологии, обеспечить синхронизацию различных инструментов координации и гармонизацию нормативно-правового регулирования, необходимо реализовать комплекс работ, включающий:

Разработку модели проектного управления, учитывающую уникальные особенности органа власти, субъекта РФ / муниципального образования, в том числе сложившиеся управленческие традиции и опыт программно-целевого бюджетирования;

Формирование пакета правовых актов и методических документов, необходимых для бесперебойного функционирования системы управления проектами;

Создание условий для стимулирования внедрения проектного управления в органах государственной власти субъекта РФ и муниципальных образованиях путем внедрения системы рейтингования и поощрения органов власти, муниципальных образований;

Проведение работ, направленных на обеспечение взаимосвязи проектной деятельности в органах государственной власти субъекта РФ с приоритетами, целями и задачами социально-экономического развития субъекта Российской Федерации, отраженными в документах стратегического планирования;

Консультационно-методологическое сопровождение реализации проектов и обучение представителей заказчика базовым знаниям в сфере проектного управления.

Литература

1. Автономов А. С., Хананашвили Н. Л. Оценка социальных проектов: учебное пособие I под общ. ред. А. С. Автономова. М. : Издательская группа «Юрист», 2014.

1 Время от времени издавались брошюры и книги по оценке проектов и отдельным методам оценочной деятельности, либо же посвященные проектному подходу, но с определенной информацией об оценочной деятельности. В Национальном исследовательском университете - Высшей школе экономики (НИУ ВШЭ) периодически проводятся коллоквиумы по оцениванию программ и политик (после чего издаются сборники материалов, правда, ограниченным тиражом). С 2004 г. действует Институт оценки программ и политики под руководством Д. Б. Цыганкова.

2 Международная Ассоциация Управления Проектами (Швейцария) (англ. International Project Management Association, IPMA) - ассоциация, созданная в 1965 году и призванная объединить специалистов в области управления проектами (ProjectManagement), а также внедрившая собственную четырехступенчатую систему сертификации.

< 2. Балашов А. Н., Мироненко Н. В., Холодов В. А., Борисов А. С. Нормативно-правовое регули-х рование внедрения проектного управления в сфере государственного управления: регио-

^ нальный аспект // Среднерусский вестник общественных наук. 2016. Т. 11. № 4. С. 117-126.

m 3. Гаврилов Д. Доклад // Коллоквиум «Оценивание программ и политик: методология и при-о менение»: сборник материалов / под ред. Д. Б. Цыганкова. М., 2006.

го 4. Де Марко Т. Deadline. Роман об управлении проектами. M. : Вершина, 2006. s 5. Зонов В.Л. Особенности внедрения проектного управления региональным развитием в ор-¡f ганах исполнительной власти // Экономика нового времени: теоретические аспекты и прак-

о тическая реализация. Сборник статей и тезисов докладов XIX Всероссийской научно-прак-

тической конференции. Челябинск: Фотохудожник, 2015. С. 99-106. m 6. Фомин С. Г. Риски использования иерархической структуры работ в проектной деятельности // Управление экономическими системами: электронный научный журнал. 2015. № 11 (83). С. 50.

7. Цыганков Д., Смирнова М. Четвертое поколение методов оценивания // Коллоквиум «Оценивание программ и политик: методология и применение»: сборник материалов. Вып. I / под ред. Д. Б. Цыганкова. М., 2007.

10. Shadish W. R., Cook Th.D., Leviton L. C. Foundations of Program Evaluation: Theories of Practice. SAGE, 1995.

11. Wollmann H. Evaluation in Public-Sector Reform, Concepts and Practice in International Perspective. Cheltenham / Northhampton: Edward Elgar, 2003.

1. Avtonomov A. S., Hananashvili N. L. Assessment of social projects : manual / under a general ed. of A. S. Avtonomov. M. : Publishing group Lawyer , 2014. (rus)

2. Balashov A. N., Mironenko N. V., Holodov V. A., Borisov A. S. Standard and legal regulation of introduction of project management in the sphere of public administration: regional aspect // Central Russian Journal Of Social Sciences . 2016. V. 11. N 4. P. 117-126. (rus)

3. Gavrilov D. Report // Colloquium «Estimation of programs and policies: methodology and application»: collection of materials / under the ed. of D. B. Tsygankov. M., 2006. (rus)

4. De Marko T. Deadline. The novel about project management . M. : Vershina, 2006. (rus)

5. Zonov V. L. Features of introduction of project management by regional development in executive authorities // Economy of modern times: theoretical aspects and practical realization. Collection of articles and theses of reports of the XIX Russian scientific and practical conference . Chelyabinsk: Photo artist, 2015. P. 99-106. (rus)

6. Fomin S. G. Risks of use of hierarchical structure of works in design activity // Management of economic systems: online scientific journal . 2015. N 11 (83). P. 50. (rus)

7. Tsygankov D., Smirnova M. Fourth generation of methods of estimation // Colloquium «Estimation of programs and policies: methodology and application»: collection of materials . Issue I / under the ed. of D. B. Tsygankov. M. : 2007. (rus)

8. Evaluation for the 21st Century: A Handbook. Ed. by E. Chelimsky, W. R. Shadish. Sage Publications, 1997.

9. Rossi P. H., Lipsey M. W., Freeman H. E. Evaluation: A Systematic Approach. SAGE, 2004.

10. Shadish W. R., Cook Th . D., Leviton L. C. Foundations of Program Evaluation: Theories of Practice. SAGE, 1995.

11. Wollmann, H. Evaluation in Public-Sector Reform, Concepts and Practice in International Perspective. Cheltenham / Northhampton: Edward Elgar, 2003.

Источник : Луков В. А. Государственная молодежная политика: проблема социального проектирования будущего России // Гуманитарное знание: тенденции развития в XXI веке. В честь 70-летия Игоря Михайловича Ильинского / колл. моногр. ; под общ. ред. Вал. А. Лукова. М.: Изд-во Нац. ин-та бизнеса, 2006. С. 535–556.

Государственная молодежная политика и национальная безопасность . Вопрос о связи государственной молодежной политики и национальной безопасности поставлен самой жизнью. Ставка на молодежь - давний инструмент как поддержания национального духа, так и внешней экспансии, как диалога культур, так и подрыва ценностных систем. И в современной России этот вопрос звучит, что называется, во весь голос. В документах, которые в 2002 г. готовились к специализированному заседанию Государственного Совета Российской Федерации по проблемам молодежи, их авторы писали, что новизна поворота в государственной молодежной политике как раз состоит в том, что политика эта переходит на уровень решения проблем национальной безопасности. К этому вопросу мы еще вернемся, сейчас же заметим, что «цветные революции» последних лет заставили в абстрактных утверждениях относительно того, что «молодежь - наше будущее», увидеть реальную угрозу социальному строю и политической системе, еще довольно слабым, неустойчивым. Российские власти, с начала 1990-х годов оттеснившие социальные проблемы молодежи на самые задворки своего политического курса, заговорили о протестном потенциале молодого поколения, об опасности молодежных выступлений и т. п.

«Цветные революции» на постсоветском пространстве дали новый импульс разработке концепций государственной молодежной политики (ГМП) в России, и этим вновь был подтвержден конъюнктурный характер отношения власти к молодежи: о молодежных проблемах в органах государственной власти вспоминают и начинают активно их обсуждать в моменты, когда надо выиграть выборы или не допустить смены политической элиты. Частый пересмотр стратегии отношения государства с молодежью - свидетельство того, что утеряны и ясные принципы организованного воздействия на процесс смены и преемственности поколений, и «приводные ремни» такого воздействия. А стабильность стратегии здесь очень желательна: как показывает опыт других стран, особенно Германии, Швеции, Финляндии, от закрепления в правовой форме концепции молодежной политики до ее эффективного влияния на общественную жизнь страны проходит 30–40 лет.

Наблюдатели политических переворотов в форме легитимных выборов в Грузии и Украине не раз отмечали огромную роль молодежи, прежде всего студенческой, в достижении оппозицией своих политических целей. Притом, что о революционном потенциале молодежи известно давно (в Советском Союзе внимательнейшим образом изучались труды классиков марксизма-ленинизма, в которых глубоко и основательно характеризовалась революционная молодежь), ее известный политический фанатизм в новых исторических условиях стал своего рода открытием - и научным, и практическим.

Очевидно, что это не заграничная проблема для России. Есть необходимость вновь осмыслить состояние и перспективы ГМП в свете нового политического опыта соседей. Собственно, концепция ГМП в перестроечном СССР возникала как парадоксальное сочетание задач активизации молодежи для реформирования общества и одновременно «обуздания» чрезмерной ее активности - той, что может разрушить социальный порядок. Оборотная сторона молодежной инновации первоначально не слишком замечалась, и в правовом определении ГМП ее следы видны лишь косвенно (они выводятся не из самой формулировки, а из общего правила недопустимости противоправной деятельности). Зато четко установлена формула фасада: «Государственная молодежная политика является деятельностью государства, направленной на создание правовых, экономических и организационных условий и гарантий для самореализации личности молодого человека и развития молодежных объединений, движений и инициатив» . Этим государство обозначило в отношении к молодому поколению свою стратегическую линию.

Когда сегодня возникают опасения во властных структурах относительно возможного политического поведения молодежи в духе «цветных революций», это означает, что стратегия ГМП трещит по швам.

Проблема «ликвидации угрозы» . Если так, то логика управления социальными процессами подсказывает нередко применявшийся путь: выявить возможных «зачинщиков», изолировать их, или дискредитировать, или задушить в объятьях (подкупая решением их личных проблем и т. п.). Подходит ли этот путь для нынешних российских условий?

На определенные размышления наталкивает анализ данных проведенного в мае 2005 г. Институтом гуманитарных исследований Московского гуманитарного университета при поддержке Национального союза негосударственных вузов очередного этапа исследования «Российский вуз глазами студентов» . Было опрошено около 2000 студентов государственных и негосударственных вузов Москвы и ряда российских вузовских в регионах (Казань, Рязань, Петрозаводск, Сыктывкар, Вологда, Московская область и др.). Исследование не было посвящено изучению политических настроений студенчества, оно лишь краем коснулось этой темы, но результат получен небезынтересный.

Инструмент, применявшийся в анкетном опросе, включал индикатор (затерянный в одной из шкал), который прямо фиксировал политическую установку на критическое отношение к властным структурам. Итог по обработанным анкетам таков: около 13% студентов связывают реализацию своих жизненных планов со сменой правительства. Это очень высокий показатель прямо выраженных «бунтарских» установок, даже если из него не следует уличных беспорядков и баррикад .

Прежде всего обращает на себя внимание то, что студенты, выражающие такую позицию, сосредоточены в московских вузах : здесь доля «бунтарей» (так их назовем, но в кавычках - ниже станет ясно, почему) приближается к 15%, когда в немосковских вузах, представленных в исследовании, - лишь около 8% (вдвое меньше). Небезынтересно и то, как представлены «бунтари» в государственных и негосударственных вузах. В московских вузах соотношение таково: 15,2 против 14,1%, в вузах регионов: 7,9 против 8,1%. Итак, наибольшая доля «бунтарей» - в государственных московских вузах. Если иметь в виду, что в исследовании представлены (хоть и в разной степени) гуманитарные факультеты крупнейших и наиболее престижных московских государственных вузов (МГУ им. М. В. Ломоносова, РГГУ, МПГУ, ГУУ, РУДН, МГИМО, МАТИ - ГТУ им. К. Э. Циолковского, ВШЭ-ГУ), то вывод ясен: протестные настроения следует в первую очередь искать в лучших вузах столицы - тех, между прочим, где более всего должна быть видна эффективность государственной молодежной политики. Но об этом позже, а пока зададимся вопросом: каковы же характеристики тех из студентов, кто считает, что для достижения их жизненных целей необходимо сменить правительство? Или другими словами - чем эта группа «бунтарей» отличается от других студентов?

Анализ полученных данных показывает, что между «бунтарями» и всей массой студентов разницы практически нет ни по материальному положению семьи, ни по фактору совмещения учебы и работы, ни по членству в политических партиях и общественных объединениях или участию в политических акциях. Среди «бунтарей» примерно та же доля, что и среди всех студентов, тех, кому интересно учиться, кто удовлетворен профессорско-преподава­те­льским составом своего вуза, кто уехал бы жить за границу, если бы повезло с удачным контрактом. Здесь та же доля считающих, что государство должно помогать студентам, и доля уверенных, что высшее образование - это гарантия жизненного успеха, и т. д. По большинству параметров, зафиксированных в исследовании, эта группа характеризуется так же, как и все опрошенные студенты в целом - вот главное.

Где же различия? Они довольно неожиданны и заставляют задуматься над направленностью и механизмами молодежной политики. В группе «бунтарей» несколько больше тех, кто не считает, что их жизнь в последний год стала лучше или не изменилась. Отличное и хорошее настроение на прошедшей неделе отмечают в общей массе студентов чаще, чем в группе «бунтарей». Немного ниже у «бунтарей» показатели оптимизма во взглядах на свое будущее, в оценке того, как к студентам относятся в их вузе. Немного больше среди них тех, кто хотел бы иметь власть, навести железный порядок в стране, немного меньше - кто считает для себя важным быть независимым и т. д. Более ясные очертания дают московские государственные вузы, где больше трети «бунтарей» (34,9%) отметили, что на прошлой неделе были в плохом настроении (на общем фоне в 8,5%).

Из сопоставления данных вытекает вывод, что ничего специфичного в студентах-«бунтарях» нет , что такой более или менее оформленной группы нет, а значит, ее невозможно выявить и вести с ней целенаправленную работу. По большей части обозначенные расхождения статистически незначимы, и лишь улавливается некоторая тенденция, а она в том, что политическая заявка относительно правительства является отражением настроения, сегодня испорченного, а завтра, возможно, исправленного. Мерцание настроения и будет предопределять частоту появления высказываний о необходимости смены правительства (разумеется, если нет явных признаков правительственного кризиса как реальности).

С точки зрения политической стабильности в стране это явление крайне опасно. В студенческой среде политическая активность образуется по модели взорвавшейся мины: небольшого детонатора достаточно, чтобы сработал весь заряд. Незначительной части радикально настроенной молодежи (и именно студенческой, и чаще всего в столицах) достаточно для того, чтобы начался политический кризис, как это и было в прошлые десятилетия в разных странах и на разных континентах. Если лозунги и призывы радикально настроенных групп и личностей входят в резонанс с настроениями студенческих масс, ситуация может меняться с такой скоростью, что контроль и властей, и студенческих лидеров над нею невозможен.

Раз отношение российских (прежде всего московских) студентов к правительству, к сложившейся в стране политической системе в целом в любой момент может быть изменено в силу стечения обстоятельств, под давлением внешних условий, то следует признать, что мы живем на вулкане. Управляя настроением, можно добиться быстрого роста негативизма студенческой массы, легко разжечь пожар антиправительственных выступлений. А долговременные факторы молодежной политики влияют на перемену настроения мало, они по большей части слабо осознаются студентами, особенно самой молодой их частью.

Но если мы не знаем и не можем знать, когда и где рванет, если нет связи этого обстоятельства с иными факторами, кроме общественного настроения, нужна ли молодежная политика, а если нужна - какой она должна быть? Ведь ясно, что направление всех сил на то, чтобы у студентов ежедневно было хорошее настроение, - не может быть ни целью, ни механизмом взаимоотношений государства и студенчества.

Государственная молодежная политика: 15 лет перемен .15-летний период разработки и реализации ГМП в России разделен историей на две неравные части. В начале этого периода мы жили еще в СССР и еще только готовился к принятию Закон СССР «Об общих началах государственной молодежной политики», проект которого широко обсуждался в духе открытости и гласности. Много было дискуссий о молодежном законе, о комсомоле, о правящей партии. Много было надежд на такую политику власти, которая раскроет потенциал молодежи, создаст условия для самореализации молодых людей в труде, творчестве, науке, спорте, для ее более широкого участия в управлении делами общества и государства.

Что же сегодня, пятнадцать лет спустя? Нет великого Советского Союза. Принятый в 1991 г. закон о молодежной политике не действует, новый принять не удается, и многие субъекты Российской Федерации (Москва среди них) сами законодательно устанавливают основы молодежной политики. Большинство мер социальной поддержки молодежи в области трудоустройства, например квотирование рабочих мест, распределение после вуза на работу по специальности, отменены как нерыночные, компенсирующие меры социальной защиты молодежи перед стихией рынка труда не разработаны и не приняты. Меры по решению жилищной проблемы молодых семей не соответствуют масштабам самой проблемы. Система образования в критическом состоянии, стремление федеральной власти окончательно свести к минимуму образование народа нужно расценивать как угрозу национальной безопасности. Досуг молодежи - во власти коммерции. «Утечка умов» за рубеж, вспышка социальных заболеваний, моральное разложение, утеря исторического оптимизма и патриотического чувства среди значительной части молодых россиян - можно долго перечислять итоги 15 лет перемен.

В это время государственная молодежная политика живет своей напряженной чиновничьей жизнью. Структура федеральной исполнительной власти, отвечающая за молодежную политику в стране, за эти 15 лет менялась 7 раз, примерно раз в два года. 3 раза создавался самостоятельный орган - госкомитет, 4 раза сфера передавалась в ведение одного из министерств. С 1994 г. стали действовать федеральные целевые программы (со статусом президентских) «Молодежь России». Их в отдельные годы финансировали примерно на 10% от расчетной потребности . В последнее время положение было лучше (в смысле перечисления бюджетных средств), но проблема с самого начала состояла в другом: насколько такие программы эффективны. В 2002–2004 гг. на реализацию федеральной программы «Молодежь России» затрачивалось ежегодно 66,9 млн. рублей, иначе говоря, примерно по 2 рубля на каждого молодого россиянина. Что же планировалось сделать на эти деньги? Согласно тексту программы, это «снижение темпов неблагоприятной динамики развития демографической ситуации в стране; повышение уровня гражданского и военно-патриотического воспитания молодежи; улучшение физического здоровья молодого поколения; повышение уровня доходов молодежи и молодых семей; улучшение социально-бытовых и жилищных условий; снижение уровня безработицы среди молодежи на основе повышения квалификации и формирования соответствующих требований рынка трудовых ресурсов; увеличение числа учреждений по работе с молодежью; повышение деловой и социальной активности молодежи». Не много ли за 2 рубля на человека в год? Очевидные несуразности в конце концов привели к тому, что программа в 2006 г. вообще выпала из финансирования. Таким стало разрешение проблемы неубедительности внесенных предложений.

Собственно, проблема намного глубже и обширнее, чем она представлена в мероприятиях президентской программы с самого начала ее реализации. Точнее говоря, мы видим в программе лишь небольшой фрагмент проблем молодежи, которые упираются в положение ее в российском обществе, а частью с общемировыми социальными процессами. Мероприятия по снижению числа разводов, улучшению здоровья, снижению смертности и т. д., планируемые в рамках краткосрочной перспективы, заранее неэффективны. Но и в сферах, где большую роль играют субъективные факторы (готовности, направленность интереса и т. д.), переломить обширные процессы вряд ли возможно в столь малые сроки даже при серьезных усилиях.

Такова, например, сфера предпринимательства, где в 1990-е годы планировалось достичь особо впечатляющих результатов именно за счет активизации молодежи. Посмотрим на ситуацию того времени. По данным всероссийского исследования «Социальное развитие молодежи» (1997 г.) , доля молодых людей, желающих организовать собственное дело, в этот период не росла, а, напротив, сокращалась (в сравнении с 1994 г. с 38% до 31%). Сократилось и число тех, кто планировал работать в иностранной фирме (с 35% до 28%) или в совместном предприятии (с 26% до 19%) . Только ли дело здесь в общественном настроении молодежи, на которое в той или иной степени можно влиять в рамках плановых мероприятий? Посмотрим на объективную сторону дела. Вот лишь одно из условий предпринимательства - ход процесса приватизации предприятий. Этот процесс за весь период 1990-х годов не дал заметного изменения ситуации в производстве и замедлялся год от года. В 1996 г. было приватизировано 4997 предприятий и объектов, что в 2 раза меньше, чем в 1995 г., но доля тех из них, по которым платежи купли-продажи были произведены полностью, по-прежнему составляла менее 60% приватизированных таким путем предприятий и объектов, а по акционированным - меньше половины (47%). Приватизация шла неравномерно по территориям России. В порядке убывания числа приватизированных предприятий и объектов первые в списке 15 территорий расположились следующим образом: Москва, Пермская, Свердловская, Московская, Кемеровская, Ростовская области, Краснодарский край, Республика Татарстан, Саратовская область, Санкт-Петербург, Архангельская, Тюменская, Ярославская, Волгоградская области, Республика Башкортостан (на долю этих регионов приходилось почти две трети таких предприятий и объектов). Меньше 25 предприятий и объектов было приватизировано в 32 субъектах Российской Федерации . Такого рода обстоятельства и процессы, непосредственно влияющие на мотивацию к предпринимательской деятельности, не могли быть поколеблены программами государственной молодежной политики.

Программный подход в этих условиях проявил свои отрицательные стороны: система предусмотренных мероприятий, зыбкая организационная структура не могут обеспечить выполнения масштабных задач государственной молодежной политики в отведенные сроки. Профанация идейных и теоретических основ этой политики закладывается в инструменте ее реализации.

В этих парадоксах видится общая несуразность в практической реализации молодежной политики. Мы не решили вопросов о границах вмешательства государства в естественный процесс становления молодого человека, нам неизвестна эффективность мер, которые мы называем молодежной политикой, у нас плохо с подсчетом необходимых средств для реализации таких вселенских задач, как повышение качества жизни молодежи, изменение ее отношения к своему здоровью или стимулирование намерения родить ребенка и т. п. Сохраняется в целом малопрофессиональный подход к этой сфере государственной деятельности. В 1993 г. более половины ответственных работников в структурах, ведущих вопросы государственной молодежной политики, не обладали в достаточной мере профессиональными знаниями и навыками управленцев и не имели опыта работы с молодежью . Положение в принципе не изменилось и спустя «годы перемен». Разумеется, здесь немало умных, честных, ищущих работников. Но раз масштаб ожиданий от молодежной политики само государство определяет на уровне задач национальной безопасности, то и спрос с государственных служащих особый.

В Москве несколько лет назад установили Сеть Терминальных Станций Информационной системы Мэрии «Молодежь», где каждый обратившийся молодой человек найдет сведения о 20 тыс. вакансий . Начинание хорошее, но оценить его эффективность надо с учетом, во-первых, масштаба проблемы трудоустройства для молодежи и, во-вторых, наличия других способов помочь ей найти подходящую работу. Если это взять за точку отсчета, то несколько сот молодых москвичей, обращающихся в течение года к ресурсам Сети, - это капля в море. Действия производятся, проблема же не решается, а часто становится еще более острой.

15 лет назад 80% работающей молодежи были заняты в материальном производстве, теперь - 45% . Больше 10 лет сохраняется положение, когда среди безработных молодежь составляет одну треть. Зарегистрированных молодых безработных в России почти полмиллиона. Коэффициент смертности в молодых возрастах за 15 лет перемен вырос почти вдвое. Такова реальность российской версии государственной молодежной политики. Она, собственно, не отличается от общего состояния социальной политики, проводимой в последние полтора десятилетия российским государством.

Но тогда закономерен вопрос: почему, несмотря на массу свидетельств об отвержении россиянами антинародных реформ, о высокой напряженности в обществе, о протестных настроениях, о немыслимом разрыве в уровне доходов населения, о массовом обнищании населения, об утере доверия к государственным органам, политикам, идеологам и т. п., несмотря на противоречие мировому опыту социальных взрывов - ничего такого не произошло? Если говорить о молодежи - не произошло выступлений (прежде всего студенческих) в 1990-е годы, когда по всем приметам мирового опыта они должны были прокатиться по стране?

Из исследований проблем молодежи, студенчества вытекает парадоксальный вывод: сохранению стабильности во многом помогла обстановка хаоса и снижения социального контроля при распаде СССР. Для студентов, в частности, возникли широкие возможности экспериментировать над собой, сочетая учебу с поиском работы и собственно работой - связанной с получаемой профессией или нет. Работа плюс учеба не только на вечерних и заочных отделениях, но и на очных стали своего рода графитом в ядерном реакторе: студент занят и учебой, и добыванием средств к существованию, он самостоятелен и относительно обеспечен, у него мало времени на протестные действия. Из этого стихийно возникшего положения следовало бы сделать практические выводы. Поддержание социальной стабильности в обществе во многом достижимо, если решаются вопросы эффективной занятости молодежи, студентов в первую очередь. Эффективная занятость должна быть понята не только как экономическая категория. Важно, чтобы молодой человек считал свою занятость эффективной . Иначе говоря, считал, что в достаточной мере реализует себя в деле, имеет перспективу роста, его работа ему интересна и т. д. Здесь видится главное направление для реализации программ воспитания у молодежи патриотизма и гражданственности, без чего никакие меры молодежной политики не принесут плодов. Но если с этим согласиться, то требуется новая организация трудоустройства молодежи: создание информационных систем, помогающих найти работу, разработка особого класса рабочих мест на современных производствах (с учетом перспектив информационного общества), организация научно-производственных предприятий при вузах и т. д., куда надо бы направить крупные средства. Многое делается и сегодня, но масштабы проблемы значительно превосходят проводимую экспериментальную работу. Даже ориентированные на свои силы студенты ждут поддержки в трудоустройстве от своих вузов. «Должен ли вуз давать какие-либо гарантии своим выпускникам по их трудоустройству?» - да, считают почти 80% опрошенных в нашем исследовании студентов. Но это вопрос не столько вуза, сколько государства, его молодежной политики. Надо исходить из того, что включение студентов в профессиональную деятельность формирует их планы на будущее, делает желаемые перспективы реальными, дает опыт взаимодействия в трудовых коллективах. Немаловажны и все формы дополнительного образования, второго высшего образования, послевузовского образования (аспирантуры).

ГМП: что дальше? Когда масштабы проблемы сопоставимы с национальным бедствием, попытки обойтись действиями отдельных ведомств не дадут результата. Так и в отношении ГМП. У нас, думается, есть две опоры в обновлении подходов к государственной молодежной политике.

Первая состоит в выходе при решении молодежных проблем за пределы того или иного министерства, той или иной целевой программы. Связь национальной безопасности и ГМП - верно поставленный вопрос. Из него следует, что ведомственное управление в этой сфере государственной политики, да еще и замкнутое в рамках Министерства образования и науки РФ, т. е. ограниченное по своему содержанию, недостаточно. Предложения об особой роли Президента РФ не только в определении основ ГМП, но и в организации деятельности органов исполнительной власти, заслуживают внимания. Но даже и в этом случае планировать, что государство решит все проблемы молодежи, а кроме этого возьмет под свой контроль ее социализацию, - значит идти по порочному пути патернализма в отношениях с молодежью, не доверять ей и опасаться ее даже больше, чем внешнего врага. Надо заново понять, что должно делать государство для решения молодежных проблем, не подменяя личных усилий каждого молодого человека по достижению жизненных целей, не сужая зоны самоопределения молодежи. Где здесь грань, отделяющая необходимые и достаточные меры от избыточных, а потому порождающих инфантилизм и неоправданные ожидания от «дающего государстве»? Это непростой вопрос, он требует широкого общественного обсуждения.

Вторая опора - сама молодежь. Молодежное движение идет сегодня в разные стороны. От единой и единственной молодежной организации - комсомола, в котором доля охвата молодежи (достигаемая нередко формально) доходила до 60%, - от этой безразмерной, но славной многими своими делами организации Россия ушла. Пришла к безмерному числу организаций, даже неизвестно, сколько их: по статистике от 300 до 500 тысяч; по данным исследований, в них - примерно 6% молодых россиян. Получается, что в среднем в каждой из организаций состоят менее 4 человек. В общем, уже сама нестыковка данных показывает, как хорошо известно государству, с кем оно работает. Сейчас некоторые органы власти снова пытаются создавать организаций молодежи, на которые они смогут опереться. Такого рода попытки обычно быстро себя исчерпывают.

Государственным структурам важно определить, с кем в молодежном движении они объединяют усилия для проведения реалистического курса в области молодежной политики. Не заигрывать с молодежными организациями и не строить иллюзий, что они сегодня могут контролировать молодежь. Не ставить перед ними такие задачи в обмен на государственную поддержку их деятельности. Их роль определяется тем, насколько они способны участвовать в построении гражданского общества в России.

По всей видимости, время федеральных целевых программ, подобных Президентской программе «Молодежь России», или прошло, или не наступило. Возможно, на федеральном уровне должна быть программа преимущественно управленческого характера, позволяющая координировать средства, выделяемые на цели ГМП по разным каналам, наладить подготовку социальных проектов, организацию обучения кадров, консультации для регионов и исследования. В этой программе должен реализовываться принцип субсидиарности - передачи средств на осуществление задач государственного характера тем, кто сможет их наилучшим образом реализовать. Если говорить о молодежной политике - в первую очередь молодежным и детским общественным объединениям, студенческим в том числе. В этом, между прочим, был смысл Федерального закона «О государственной поддержке молодежных и детских общественных объединений» (1995), впервые закрепившего механизмы реализации принципа субсидиарности. Принятые в 2004 г. изменения в Законе сделали его ненужным. Приходится констатировать: смысл Закона новым поколением политиков не понят . Не понята не только идейная, воспитательная сторона поддержки молодежных и детских организаций, но и экономическая эффективность вложения относительно небольших средств в общественно полезные дела организованной молодежи, которые высвобождают намного большие средства, расходуемые на преодоление девиаций в молодежной среде.

Все надо начинать сначала. Снова нужна широкая дискуссия о молодежной политике, каковая была развернута в 1987–1991 гг. Снова необходимо убедить руководство страны и общество в том, что «взять под государственный контроль социализацию молодежи» (центральный пункт в проектах документов, подготовленных в 2002 г. к заседанию Госсовета) невозможно иначе, как став на путь тоталитарного государства. Строить же молодежную политику на сотрудничестве государства и гражданского общества, создавая условия для того, чтобы молодой человек приобщался к национальным ценностям и реализовал себя в деле, проявлял свои способности, можно и нужно.

В этом, видимо, и ответ на вопрос о том, насколько меры в области ГМП могут предотвращать участие молодежи в «цветных революциях». События, подобные украинской «оранжевой революции», не прогнозировались при формировании основ государственной молодежной политики в России. Сегодня же призрак «студенческого бунта» может заслонять главное, ради чего обществу нужна ГМП, а именно - стратегию социального развития. Надо признать, во-первых, что никакие конкретные меры ГМП не смогут дать власти гарантию от политических выступлений оппозиционной молодежи, во-вторых, что планы активизировать протестный потенциал молодежи строит не только «своя» оппозиция: они - и часть продолжающейся в иных формах «холодной войны», о чем так ярко пишет И. М. Ильинский . Планы эти давно ориентированы на молодое поколение, на тех, кто и наивен, и активен, кого легче сбить с толку и повести на баррикады. Противодействие этому со стороны российской контрразведки и контрпропаганды необходимо, но недостаточно. Пока власть отдает возможность «заботиться» о молодых россиянах иностранному капиталу (переманивать таланты, перестраивать образовательное пространство, оккупировать сферу досуга и т. д.), тенденция к самореализации молодежи в интересах не только собственных, но и нашей страны вряд ли может стать определяющей.

Проектирование будущего России . Фактически проектирование молодежной политики есть и проектирование будущих состояний общества, а также - проектирование будущих проблем социального развития.

Для осмысления всей конструкции государственной молодежной политики, осуществляемой в России, подход с точки зрения теории и практики социального проектирования представляется продуктивным. Проектное мышление становится базовым в сфере управления социальными процессами на макро- и микроуровнях, работа по проектам все более широко применяется в мировой практике социальных преобразований. Важнейшие черты проектного мышления - отказ от оценки нововведений лишь по их экономической успешности и все более определенная связь всех действий в рамках проекта, включая и расчеты затрат и возможной прибыли, с ценностными ориентирами - гуманитарными и экологическими.

С этих позиций нельзя не увидеть, что программные разработки в области государственной молодежной политики, давшие на выходе ряд важных документов, не вывели ее тем не менее за пределы организационных мероприятий в верхних эшелонах власти. Организационные перемены не привели к созданию реальных условий для улучшения положения молодежи. Социальные проблемы для большинства молодых людей не только не разрешались, но и нарастали.

Противоречие между активизацией практических действий органов исполнительной власти по осуществлению целевых программ и отсутствием заметных сдвигов в положении подавляющего большинства молодых россиян составляет ядро проблемы эффективности государственной молодежной политики на современном этапе.

Помимо низкого уровня ресурсного обеспечения мероприятий государственной молодежной политики особую значимость приобрела специфическая чувствительность молодежи не только к содержанию правительственных мер, но и к стилю действий власти. Патернализм, заорганизованность и навязанный сверху характер поддержки обесценивали даже достаточно сильные меры, эффективные для других категорий населения. Наиболее приемлемая для молодежи форма осуществления государственной молодежной политики - предложение партнерства в решении проблем молодежи и общества - не получила заметного развития и распространения.

Изменение ситуации в обществе мало затронуло подходы к осуществлению ближайших и отдаленных целей государственной молодежной политики. Основные направления государственной молодежной политики в Российской Федерации, одобренные постановлением Верховного Совета Российской Федерации в 1993 г., не корректировались после принятия Конституции Российской Федерации. В условиях возникшей правовой неопределенности субъекты Российской Федерации взяли на себя инициативу по развитию законодательного обеспечения государственной молодежной политики. В 1996–1998 гг. законы о государственной молодежной политике, о государственной поддержке молодежных и детских общественных объединений, о молодежи впервые или в новой редакции были приняты в республиках Алтай, Башкортостан, Коми, Мордовия, Приморском, Ставропольском краях, Архангельской, Костромской, Липецкой, Ростовской, Саратовской областях, Ханты-Мансийском автономном округе, в Москве и Московской области, других субъектах Российской Федерации. В общей сложности такого рода законы приняты примерно в 70 российских регионах.

Правотворческая активность последних лет имеет большое значение для защиты прав молодых граждан и молодежных объединений. Однако остается проблематичной реализация принимаемых законов и других нормативных правовых актов в интересах молодежи. Урегулирование важных, но частных вопросов, укрепление гарантийных механизмов в формах права оказывается в контрасте с практикой правоприменения, с массовым нарушением конституционных гарантий в отношении граждан, в том числе и молодых. Невыплаты заработной платы, невыполнение предусмотренных законами гарантий трудоустройства, образования, социальной защиты, охраны имущественных и неимущественных прав граждан создают фон, на котором попытки решить отдельные молодежные проблемы выглядят слишком незначительными.

Вновь возникает задача осмыслить возможности для проведения реалистичной государственной молодежной политики. Что же все-таки составляет непреодолимую проблему отрыва концептуальных разработок от жизни? Только ли не ушедший еще в историю переходный период в российском обществе?

Обратим внимание на некоторые данные. На пороге XXI века 23334 тыс. 15–29 летних россиян проживали в городах (или 75% от общего числа лиц этого возраста) . При этом особенности урбанизации связаны с распределением городов и поселков городского типа по числу жителей. В Российской Федерации насчитывалось 1087 городов и 1991 поселок городского типа. Наиболее частый вид городского поселения - поселки с числом жителей 5–10 тыс. человек (649), поселков с числом жителей до 3 тыс. - 579, от 3 до 5 тыс. - 440. Среди городов наибольшее число насчитывалось таких, в которых проживают 20–50 тыс. жителей (370). Но основное городское население сосредоточено в небольшом числе городов-гигантов. В городах с населением более 1 млн. человек (таких городов 13) проживали 23% всех горожан, а в городах с населением более 500 тыс. человек (31 город, считая и города с 1 млн. и более жителей) - 34% .

Заметны ли в документах по государственной молодежной политике эти решительные отличия молодежи по образу жизни? Когда выдвигается идея самореализации молодежи, сопоставляется ли она с разительными отличиями жизненных условий и ценностно-нормативной среды села, малого города, крупного промышленного и культурного центра, агломерации (в Московско-Санкт-Петербургской агломерации проживает до 35 млн. человек)?

Другое существенное измерение дает сравнение территорий по социально-экономическим показателям. В этих общих показателях прорисовывается и закрепляющееся различие в социальном положении молодежи, которое чревато нарушением естественной для этой среды социальной мобильности.

Одним из наиболее существенных факторов, предопределяющих неравенство возможностей молодого человека в экономической сфере, является поляризация российских регионов по показателям распределения реальных доходов на душу населения. Разница полюсов региональной дифференциации по доходам к началу XXI века составляла в России 13 раз, по расходам - 48 раз. Однако различие географических условий и образа жизни людей не позволяет пользоваться такими сопоставлениями без оговорок. В этом отношении значительно более показательны сопоставления территорий, исторически, географически и культурно связанных между собой. Новгородская область по показателю доходов на душу населения превосходила на то время Псковскую область в 1,5 раза, по расходам - в 1,6 раза. Такое же соотношение между Калужской и Ивановской областями. По этому показателю Москва существенно отличалась от окружающей ее Московской области, которую превосходила по доходам - в 5,5 раза, по расходам - в 6,8 раза . Ситуация существенно не изменилась и в 2000-е годы.

Экономическое положение молодежи косвенно зависит от иждивенческой нагрузки на трудоспособное население в различных регионах. И здесь региональная дифференциация огромна: этот показатель на полюсах различается в 3,3 раза.

Такого рода данные требуют внимательного рассмотрения в связи с задачами государственной молодежной политики по содействия экономической самостоятельности молодых людей. Концептуально фиксируемое единообразие в деле повышения экономической активности молодых россиян упирается в непреодолимый организационными средствами фактор - фактическое различие экономических систем, в которых живут те или иные молодые россияне. То же самое следует сказать и о разительных социокультурных отличиях.

Отдельные параметры территориальных различий лишь приоткрывают картину отличия типичных социализационных траекторий молодых людей. Можно вполне определенно утверждать, что в российских территориях такие траектории нередко оказываются мало сопоставимыми. Но дифференциация социализационных путей идет глубже, и в крупных городах при внимательном вглядывании в социализационные процессы мы обнаружим несколько параллельных сообществ, социализационные траектории молодежи в рамках которых отличаются не деталями, а структурно, поскольку связаны с разными нормативно-ценностными системами.

При таких различиях социальной среды для общих решений в области государственной молодежной политики остается очень немного места. Эти общие решения должны охватывать лишь несколько областей деятельности, прежде всего координацию усилий и ресурсов по вертикали и горизонтали, информационную, методическую, научно-исследовательскую поддержку мест и кадровую работу. Перенос центра тяжести в разработке и осуществлении государственной молодежной политики на уровень территорий, а точнее - населенных пунктов, заявленный концептуально достаточно давно, и есть самое практическое дело федеральной политики в этой сфере на современном этапе.

Наиболее эффективным механизмом решения проблем молодежи, по всей видимости, должен стать социальный проект. Работа по проектам позволяет соединить преимущества вертикальных и горизонтальных управленческих отношений, опираться на имеющиеся ресурсы и достигать точно установленных целей. Ограниченность ресурсов - исходная база социального проектирования, но из этого фактора делается не проблема, а известное преимущество: ограниченность ресурсов устанавливает потолок достижимого, не позволяет слишком отрываться от реальностей в области целеполагания. Очевидно, что в этом случае возникают условия для широчайшего многообразия проектных поисков и решений, и на каждом из уровней осуществления государственной молодежной политики обозначаются свои задачи и функции. Параллелизм проектов - больших и малых - расширяет зону свободного выбора молодым человеком средств, которые могут содействовать его самореализации как конкретного жизненного плана.

Социальное проектирование содержит в себе технологические ключи к новому этапу реализации целей государственной молодежной политики. В то же время в его общих основаниях есть и нечто большее - есть своего рода философия предвидения того социального облика российской молодежи, который, возможно, будет ее характеризовать в первые десятилетия наступившего столетия.

Сегодня провозглашать, что молодежь наше будущее, а на деле бояться ее безответственности, - это слабая политика. Нужна реалистическая оценка состояния молодежи и молодежного движения. На этой основе государству и обществу следует ставить перед молодыми россиянами высокие патриотические задачи в экономике, науке, культуре, политике и обеспечивать исходные условия для того, чтобы предлагаемые молодежью решения становились практически осуществимыми здесь и сейчас .

Здесь и дальше данные государственных докладов о положении молодежи в РФ. См.: Молодежь Российской Федерации: положение, выбор пути: Государственный доклад / Госкоммолодежи России; Отв. ред. В. А. Луков, В. А. Родионов, Б. А. Ручкин. М., 2000; Положение молодежи и реализация государственной молодежной политики в Российской Федерации: 2000–2001 годы /Минобразование РФ. М.: Изд-во МГСА «Социум», 2002; Положение молодежи и реализация государственной молодежной политики в Российской Федерации: 2002 год /Ю. А. Зубок, В. И. Чупров (отв. ред.); Минобразования России. М.: Логос, 2003.

Концепция закона изложена нами в публикации: Луков В. А. Концепция законопроекта «О государственной поддержке молодежных и детских объединений в Российской Федерации» // Молодежные вести. 1994. № 2–4. С. 5–37.

См.: Ильинский, И. М. Молодежь как будущее России в категориях войны: докл. на науч.-практ. конф. «Молодежная политика и молодежное движение: 15 лет перемен», Москва, Моск. гуманит. ун-т, 30 мая 2005 г. М., 2005.

Российский статистический ежегодник 1997: Официальн. издание / Госкомстат России. М., 1997. С. 68–69.

Там же. С. 94–95. Эти данные, помещенные нами в текст государственного доклада «Положение молодежи в Российской Федерации и государственная молодежная политика» (1998 г.), были в отдельных случаях уточнены работниками Госкомстата, однако в данной публикации мы предпочитаем опираться на официальное издание Госкомстата.

Регионы России / Госкомстат России. М., 1997. С. 473–477.

Понятие проекта впервые возникло в Римской архитектурной школе XVI века для обозначения эскизов, планов.

Метод проектов зародился во второй половине XIX века в сельскохозяйственных школах США и основывался на теоретических концепциях «прагматической педагогики», основоположником которой был американский философ-идеалист Джон Дьюи (1859- 1952). Согласно его воззрениям, истинным и ценным является только то, что полезно людям, что дает практический результат и направлено на благо всего общества.

Активно пропагандируя идею гражданской активности, включенности подрастающего поколения в общественную жизнь и рассматривая ее как одну из важнейших целей воспитания, Джон Дьюи {John Dewey) предлагал строить образование как активную целесообразную проектную деятельность детей. Суть ее заключается в решении насущных жизненных, личностно значимых для ребенка проблем посредством исследования окружающей действительности, приобретения новых знаний и практического их применения в реальной жизни. Такая деятельность, как правило, организуется на основе совместного труда, сотрудничества детей в процессе работы над проектом. Дж. Дьюи исходил из понимания детства не как этапа подготовки к будущей взрослой жизни, а как полноценного периода человеческого бытия. А это означает, что образование должно давать не только знания, которые понадобятся в будущем взрослому, но также знания, умения и навыки, способные уже сегодня помочь ребенку в решении его насущных жизненных проблем.

Таким образом, модель учебного процесса в школе, преданная Дьюи, характеризуется реальностью учебного материала, целостностью физической, умственной и эмоционально-волевои сфер в познавательной деятельности детей, опорой на самостоятельную активность ребенка – обучение «деланием», проблемностью, как основой развития критического мышления, использованием разнообразной игровой деятельности в обучении (спонтанные игры, повторяющие жизнь взрослых, организованные игры, изготовление игрушек,конструкторская работа, драматизация, ролевые игры и др.).

Интерес общества к социальному прогнозированию исторически связан с попытками предвидения наступления тех или иных событий, а также развития различных процессов. В условиях глобальных войн и локальных военных конфликтов, экономических и политических потрясений, которыми была насыщена вся мировая история ХХ века, обращение к социальному прогнозированию носило преимущественно чрезвычайный характер. Научная потребность в прогнозировании была сформулирована американским ученым Н.Винером в виде основ кибернетики в 40-е гг. ХХ столетия. В 1968г, когда все мировое сообщество было обеспокоено непрекращающимися угрозами начала третьей мировой войны, видным общественным деятелем и промышленником А. Печчеи был основан «Римский клуб» - международная организация ученых, политиков и предпринимателей, цель которого заключалась в привлечении внимания к стратегическим проблемам и перспективам мирового развития. Доклады, подготовленные для клуба крупнейшими учеными Дж. Форрестером, Д. Тинбергеном, Б. Гаврилишиным и другими, дали толчок развитию науки.

Социальное проектирование - термин, который стал употребляться относительно недавно -- с 70-80-х годов прошлого века. Хотя, как отмечает автор одной из ранних работ по методологии социального проектирования, В.М. Розин, первую попытку разработки глобального социального проекта осуществил еще Платон, разработав учение об идеальном государстве. После революции 1917 года Россия становится огромным полем глобальных социальных экспериментов. Предметом проектирования становится общество в целом, включая человека -- каждого гражданина этого общества. Задача формирования нового человека входила в программные документы КПСС. Эта установка настолько глубоко проникла в сознание многих руководителей, что в 1991 году, уже после августовского путча, на одном из региональных совещаний крупный чиновник системы образования вполне серьезно утверждал, что «задача системы образования -- проектирование ребенка нового типа».

Социальное проектирование как отрасль социологической науки появилось в XX веке, когда стало очевидным, что игнорирование социальных аспектов развития чревато серьезными издержками в функционировании современных обществ.

На первых этапах своего становления оно было производным от научного и технического проектирования. Исторически научно обоснованные методы проектирования впервые стали применяться в архитектуре и машиностроении. Все большее распространение получает проектирование при решении проблем расселения, а также при совершенствовании систем управления.

Что касается социального проектирования, то его исходные принципы разрабатывались Я. Дитрихом, Т. Тиори, Д. Фра-ем, П. Хиллош, Ф. Ханикой и другими исследователями.

Вам могут быть интересны следующие материалы

Бизнес

Вопросы

Интернет

Недвижимость

Страхование

Услуги

© 2024 Финансы. Бизнес. Недвижимость. Услуги. Страхование